На "Золотой Феникс" творческий дуэт прибыл с музыкальной миссией: со сцены на Массовом поле в окружении не менее именитых коллег по цеху поздравить всех смолян с Днем кино. И конечно спеть. Во время интервью, правда, исполнять музыкальные номера артистам не пришлось, зато анекдотам, шуткам и даже небольшим творческим спорам, казалось, конца не будет. Да что уж говорить, если артисты практически сразу перехватили инициативу и сами начали разговор, не дожидаясь, когда собравшиеся вокруг смоленские журналисты зададут им первый вопрос.
Анкундинов: Смоленск - замечательный город, который характерен не только красивыми женщинами. С которыми, конечно, все понятно, столько народу туда-сюда, туда-сюда! Шведы, французы, поляки, литовцы...
Оганезов: - Ты хочешь сказать, что Смоленск стоит на перекрестке всех дорог?
А.: Ну естественно!
О.: И только тут можно увидеть фамилию, скажем, Гогенцолер... женщина, коренная смолянка, и - Гогенцолер! Здесь, как говорится, синклит всего происходящего за последние двести-триста лет.
А.: Дело в том, что публика здесь не только красивая, но и высокоинтеллектуальная. Все-таки город отмечает 1150 лет, и люди здесь интеллигентные во многих поколениях. Потому что ну как бы исторически все так сложилось. И поэтому реакция публики на то, что происходит на сцене, с одной стороны, предсказуема в лучшем смысле этого слова, но когда это еще и с любовью - вот это приятно.
О.: Как говорят азербайджанцы, "ты этим что хатэл сказать?": я был приятно обрадован тем, что тут есть Союз писателей, есть свои поэты, издательство, которое местных поэтов и писателей публикует. Мне подарили книжку, неопубликованные стихи Твардовского. Конечно, спорить по интеллигентности со Смоленском Москва не сможет. Москва - это сброд понаехавших туда, экономически заинтересованных людей. И настоящих москвичей как таковых не существует.
А.: В Москве коренными бывают только зубы. И Левон Оганезов!
О.: Не существует такого понятия - "москвич". Москва, к сожалению, это экономически и промышленно направленный город. Спросил тут меня один журналист, как я отношусь к тому, что в Москве много приезжих из Средней Азии. Я ответил: "Нормально". Таджики, например, которые живут в Москве, прекрасно убирают дворы, чего не сделают русские люди, а если сделают, то только с матом или с бутылкой в кармане. Вот у меня во дворе все чистенькО.: они все делают, убирают и исчезают, их не видно. К сожалению, а может быть, к счастью, Москва взяла на себя функцию мегаполиса...
А.: А отвечать за это приходится нам. Вот смотришь-смотришь, детки ходят зеленого цвета, дышат минимально пригодным для дыхания коктейлем...
"Хорошие фильмы - как шары в лотерее"
- Вы уже успели посмотреть какое-нибудь кино на фестивале?
А.: Ну что я могу вам сказать? Редкая птица, как известно, долетит до середины Днепра... ну в Смоленске, конечно, сможет...Дело в том, что редко когда концертирующим участникам фестиваля удается посмотреть представленные на нем картины. Наше время практически полностью расписано общением с теми, с кем мы порой не видимся годами, в первую очередь, конечно, с коллегами. И по большому счету картины смотрят только члены жюри либо в случаях, когда ты конкретно идешь посмотреть фильм кого-то из своих друзей. Вот сегодня мы поедем на выставку к Леве Прыгунову... И на концерт. А вчера мы никуда не могли двинуться, потому что у нас была задача написать поздравление нашему дорогому Всеволоду Шиловскому. За два часа две пачки сигарет - и номер готов!
О.: Я ко всем массовым просмотрам отношусь так... У меня есть человек, который мне звонит раз в месяц и говорит: "Лева, нужно прочесть вот эту книжку". И я ее читаю. Потому что читать все, что выходит, невозможно. Все вобрать в себя - от этого замыливаются глаза. Информации очень много, и определить, что хорошо, а что совсем не годится, может только специалист. И то многие ошибаются. Вспомните, что когда Верди поступал в Миланскую консерваторию, его не приняли, сказали, что этот человек не может быть композитором. Индивидуальный подход - это очень медленный процесс.
А.: Когда ты был в кино последний раз?
О.: Неделю назад.
А.: Что смотрел?
О.: Не помню, меня жена попросила... У меня есть несколько людей, которые говорят, вот этот фильм посмотри, и я его смотрю. Все смотреть невозможно.
Про овалы и луну
- Что вы можете сказать о фестивале "Новое кино", который несколько лет назад проходил в Смоленске?
А.: Это был достаточно интересный фестиваль, тем более что у меня к нему было как бы родственное отношение. Президентом его был Геннадий Полока, мой первый учитель, первый человек, который меня в 16 лет снимал в кино. Это все равно что спросить меня: ваше отношение к фестивалю "Кинотавр", который был когда-то при Марке Рубинштейне.
О.: Это же был такой междусобойчик...
А.: Это был достаточно представительный фестиваль, но он временем не подтвердился, не выжил. Но в этом же месте, в этих кинотеатрах и в этом же городе родился фестиваль "Золотой Феникс", который временем подтвердил свое право на существование. Любой фестиваль в каком-то смысле - это междусобойчик, потому что в любом фестивале есть свои критерии отбора, например, почему берут это кино и не берут то. Или, например, почему заявлено, что это фестиваль фильмов, снятых актерами, а на самом деле порой там есть и те, кто уже давным-давно не актеры, и даже ни разу не актеры. В принципе, все равнО.: у нас время сейчас такое, когда нет ничего точного, конкретного, узконаправленного. Вот, например, вы, Левон Саркисович, типичный представитель абсолютно не узконаправленного музыканта, вы музыкант актерский.
О.: Но надо, конечно, внимательно смотреть каждую работу, потому что в каждой работе может быть ключ к пониманию...
А.: Это вы жюри скажите, нам-то это все не удается сделать. Да и слава богу, есть возможность приехать и посмотреть на город. Может быть, после этого фестиваля что-нибудь и поменяется. Во всяком случае, многие молодые люди теперь знают, что Гафт - это великий поэт. Каждый фестиваль дает какое-то открытие. И на фестивале "Новое кино" тоже были свои открытия. Там я познакомился с людьми, с которыми дружу до сих пор. Тому фестивалю я благодарен уже за то, что подружился с Сашкой Гордоном. Восемнадцать часов беспрерывного пения в баре на седьмом этаже - это был рекорд, который мы поставили с Гордоном. Знаете, самое мудрое существо в этой Вселенной - это Земля. Потому что единственного своего спутника - Луну - она повернула к себе светлой стороной и знать ничего не хочет про ее темную сторону. И если ты приезжаешь на фестиваль с установкой получить от него удовольствие, то ты его получишь. А если ты приезжаешь с мыслью "Господи, как же я устал, это вечная пьянка, вечный недосып" - вот ты это дело и получишь. Поэтому я благодарен этому фестивалю и по большому счету рад, что удалось вытащить Оганезова.
- С чего начался и как сложился ваш дуэт? Как вы нашли друг друга в творчестве?
О.: Мы давно знакомы, артистический круг - довольно узкий.
А.: А знаете, что такое узкий круг? Это овал. Вот почему все большие обеденные столы овальной формы? Вроде бы сидишь кругло, но как-то по-другому... И однажды, я помню, это было двадцать какое-то декабря, по-моему, 2006 года... Мы с Левонтием Саркисовичем оказались на какой-то новогодней вечеринке. Левон Саркисович сидел за роялем, а я был Дедом Морозом. И чего-то компания была такая кислая, что я снял с себя прикид Деда Мороза, посмотрел на Левона Саркисовича и попросил - подыграйте, пожалуйста. И он мне подыграл. Повесилились, посмеялись, пожали друг другу руки. И - а не попробовать ли? Вот до сих пор пробуем.
- Левон Саркисович, вы аккомпанировали очень многим людям. И все-таки кто у вас в памяти остался как самый комфортный исполнитель, а кто наоборот, вредный?
О.: Вы неправильно говорите. К этому надо относиться, как к супружеской жизни: гастролер, которому ты аккомпанируешь, - это человек, с которым ты живешь в одной семье. Плохое у него настроение с утра или вечером - не имеет значения. Это семья. Тем более я, как концертмейстер, имею ряд прописанных уже самим искусством обязанностей. Я могу не все их выполнять, и тогда эти дырки вылезают на сцене. Включая подбор репертуара. Например, у Марка Бернеса был четверг в Доме кино, была маленькая комнатка, где он с утра принимал композиторов с новыми песнями. Люди приходили и ему показывали, я эти песни играл ему.
"Кобзон и гурченко просто не могли ужиться вместе"
- Сложно ли вам было в свое время работать с Людмилой Марковной Гурченко?
О.: Нет, Людмила Марковна - патологически музыкальный человек. Я с ней работал в тот период, когда ее не снимали. Она разошлась с мужем, осталась у нее квартирка небольшая, дочка Маша маленькая. Были нужны деньги, и она делала бешеное количество концертов, потому что известность уже была большая. Ее тяжелый характер пришел вместе с, пардон, возрастом. У меня с Людмилой Марковной всегда были хорошие отношения. А когда я начал работать с Кобзоном, а он на ней женат... Сошлись две глыбы, которые не могли ужиться вместе.
А.: А дальше - Пушкин: "Они сошлись. Вода и камень..."
О.: Они не могли жить вместе. Потому что Иосиф - гастролер, Я, у него должна жена жарить котлеты и гладить его рубашки. И это гастролерша... Они не могли жить изначально. Иосифу хотелось так, чтоб вот, мол, я народный артист и жена - народная. Это его, пардон, провинциальное сыграло и играет до сих пор, кстати говоря. Он жуткий провинциал, но в хорошем смысле. К старости, кстати, у всех портится характер; у меня не испортился, видимо, старость еще не пришла. А в период климакса может измениться все, не только характер, но и отношение к жизни. Бывает климакс творческий. Так вот, Людмила Марковна всегда была широкая, всегда платила за стол, но - постоянно следила за талией... Она хотела, чтобы вокруг нее была компания. Очень талантливая женщина. Но, как ни странно, она позиционировала себя как певица, но вот перечислите по пальцам, что она спела от себя лично? Ну, четыре, может быть, песни за всю жизнь. Даже у Кобзона, который часто был на гастролях и нередко опаздывал на первое исполнение, даже у него есть десяток песен, которые он спел впервые. У Лещенко штук двадцать таких песен, у Ротару, у Пьехи... Хотя это, в принципе, значения не имеет...
А.: Бернес, к примеру, был первым исполнителем песни "Издалека долго течет река Волга", но не сложилось. А ведь вся песня написана на мужчину.
- А Никулин был легким в общении?
О.: Не совсем. Он был человек умный - тот, кто строит свою творческую жизнь правильно. Вот эти двое его партнеров, Вицин и Могрунов, эта троица, с которой его ассоциировали... Женя - он сам по себе артист, никакой не ансамблевый, очень высокообразованный человек, прилично играл на рояле, говорил по-французски. А то, что эпатажный был - это его способ жизни. Вицин был йог, тихий, спокойный, терпеть не мог разговаривать - больше сидел, слушал. Они не могли вместе быть, у них ничего общего не было между собой. На сцене - да, пожалуйста, а так, в жизни - нет. Сам Никулин во время войны, как он мне рассказывал, был тяжело контужен, да так, что врачи думали, что он не сможет поднимать руки вообще. А он уже окончил цирковое училище перед войной. Но победил свой недуг... В конце пятидесятых годов у него был номер, когда он с гирей в руках, на одной левой руке подтягивался, - так, что даже силовому акробату не всегда под силу. Клоун обязан уметь жонглировать, ходить по проволоке, делать сальто - все, что умеет цирковой артист. И он это все умел делать. Падать лицом, падать на одну руку... И еще он всю жизнь коллекционировал анекдоты. Причем он к ним относился профессионально. Я начинаю рассказывать, а он: "Знаю, это про отца и сына, который там..." - и продолжает рассказывать анекдот вместо меня.
Опубликовано в категории: 
Метки: